Толпа на улице и слушает, как диво,

Артистов-побродяг. Звучит кларнет пискливо;

Играющий на нем, качая головой,

Бьет оземь мерный такт широкою ногой;

Треща, визжит труба; тромбон самодовольный

Гудит безжалостно и как-то невпопад,

И громко все они играют на разлад,

Так что становится ушам до смерти больно.

Так что ж? Вся наша жизнь проходит точно так!

В семье ль, в народах ли - весь люд земного шара,

Все это сборище артистов-побродяг

Играет на разлад под действием угара...

Иные, все почти, уверены, что хор

Так слажен хорошо, как будто на подбор,

И ловят дикий звук довольными ушами,

И удивляются, когда страдают сами.

А те немногие, которых тонкий слух

Не может вынести напор фальшивой ноты,

Болезненно спешат, всё учащая дух,

Уйти куда-нибудь от пытки и зевоты,

Проклятьем наградя играющих и их

Всех капельмейстеров, небесных и земных.

Люблю я Моцарта; умел он забавляться,

Дурного скрипача и слушать и смеяться;

Он даже сочинил чудеснейший квартет,

Где все - фальшивый звук и ладу вовсе нет;

Над этим, как дитя, он хохотал безмерно,

Художник и мудрец! О, Моцарт беспримерный!

Скажи мне, где мне взять тот добродушный смех,

Который в хаосе встречает ряд утех,

Затем, что на сердце - дорогою привольной -

Так просто весело и внутренно не больно!

Середина 1860-х