Я стоял у окошка голый и злой

И колол свое тело тонкой иглой.

Замерзали, алые, темнели гвоздики.

Но те же волны рыли песок убитый.

Я вытащил темный невод,

Средь горечи моря и ила,

Белая рыба горела от гнева

И билась.

Этой ночи мокрый песок,

И ее отверстый умирающий рот!

Я дрожал и не смел ее тронуть...

Ее - иному.

Ах, всю любовь и всё утоленье

Изведал блаженный младенец.

Мне не коснуться груди откормившей,

Прикрытой золотом. А запах мирты,

Как там на горячем погосте,

На могилах земных крестоносцев.

И нежные всходы любимой плоти

От губ свернулись, поблекли.

Только каждый новый укол

Темным холодом цвел.

И стыдной отошедшей ночи

Милый первенец -

Прыгал день, хохотал ангелочек,

Восковой, как на вербе.

Январь 1915