Невозможно не вклиниться

в человеческий водоворот -

у подъезда гостиницы

тесно толпится народ.

Не зеваки беспечные,

что на всех перекрестках торчат,-

дюжий парень из цеха кузнечного,

комсомольская стайка девчат.

Искушенный в политике

и по части манер,

в шляпе, видевшей видики,

консультант-инженер.

Тут же - словно игрушечка

на кустарном лотке -

боевая старушечка

в темноватом платке.

И прямые, отменные,

непреклонные, как на часах,

молодые военные

в малых - покамест - чинах.

Как положено воинству,

не скрываясь в тени,

с непреложным достоинством

держатся строго они.

Под бесшумными кронами

зеленеющих лип городских -

ни трибун с микрофонами,

ни знамен никаких.

Догадались едва ли вы,

отчего здесь народ:

черный сын Сенегалии

руки белые жмет.

Он, как статуя полночи,

черен, строен и юн.

В нашу русскую елочку

небогатый костюм.

По сорочке подштопанной

узнаем наугад:

не буржуйчик (ах, чтобы им!),

наш, трудящийся брат.

Добродушие голоса,

добродушный зрачок.

Вместо русого волоса -

черный курчавый пушок.

И выходит, не знали мы -

не поверить нельзя,-

что и в той Сенегалии

у России друзья.

Не пример обольщения,

не любовь напоказ,

а простое общение

человеческих рас.

Светит солнце весеннее

над омытой дождями Москвой,

и у всех настроение -

словно праздник какой.